не заставили его разочароваться в cмысле борьбы, которую начал он в своем родном Прикордонном. Когда после ночного происшествия он лежал на диване, предавшись грустным размышлениям, к нему подсела Анастасия Карповна. Как обиженного ребенка, она взяла его за руку:
— Не думай о них. Их меньшинство.
Она угадала его мысли.
— Я думаю о тебе, о Мише, о Забудских.
— Думай о своих сыновьях.
— Думаю, — ответил тихо, будто его могли подслушать. — Но они, мои сыновья, в относительной безопасности. Ни русские, ни китайцы, ни арабы — никто не готовится уничтожать американцев, а значит, и моих сынов. — И повторил, уточняя: — Не готовятся уничтожать ни в открытом бою, ни коварным способом… А нам приходится думать, как не дать себя уничтожить.
Анастасия Карповна прижалась к нему:
— Ваня… Ванечка… Хотя бы один из миллиона болел душой за всех, как ты, в мире не было бы подлости.
Он чувствовал гулкое биение женского сердца, своей грудью ощущал ее горячую грудь. Обычно у женщин в таком возрасте грудь вялая, и женщина как бы нехотя отзывается на ласку. Но к нему прижималась особая женщина.
Он взглянул в ее черные глаза и увидел в них звезды, те самые, когда ей было семнадцать. Тогда была теплая, тихая, как бы затаившаяся ночь. Они стояли на мостике над речкой Кордонной, и звезды, как далекие самолеты, плыли в майском небе и радостным блеском отражались в ее глазах.
Не свяжи себя с разведкой, наверное, он был бы мужем этой прекрасной женщины. Она мечтала стать учительницей — стала. Он мечтал стать врачом, и в госпитале погранвойск, где проходил практику, слышал о себе лестные отзывы: «Из лейтенанта Коваля получится толковый врач». Не получился. Не для этой роли он готовился. Но коллеги нашли, что у молодого врача дар от бога — спасать людей.
Да, не дай согласия служить в агентурной разведке, он вернулся бы в свой родной город, взял в жены бы Настю, и она подарила бы ему детей, и все у них получалось бы любя. Много ли надо человеку для счастья? Семья, работа по призванию и надежное спокойствие в мире.
Ради надежного спокойствия он согласился служить в разведке. Сбежал от Настиной любви. Профессия по призванию стала прикрытием профессии нелегала. Она, эта профессия, как потом он убеждался не раз, тоже была по призванию, тоже от бога. Вот где всегда требовалась божья помощь! Бога всемогущего. Бога творца. Бога аналитика.
И там была семья. Сначала для прикрытия. Женитьба на дочери влиятельного сенатора — это редчайшая удача разведчика. Но чем ближе он узнавал свою жену — красавицу Мэри, — тем больше убеждался, что и американские женщины умеют сильно и верно любить.
Мэри рожала ему детей любя. Оба сына росли здоровыми и умными. И он уже не мыслил свою жизнь без них. Огорчало одно: были они не украинцы Ковали, а Смиты-младшне, стопроцентные американцы. Кто знает украинский и английский скажет, что это одна и та же фамилия. Но фамилии — слова непереводные. И все же человек интуитивно ищет в них родственные корни.
Однажды Миша Спис удивился: в Ростове, теперь уже в другой стране, живет его полный однофамилец — Михаил Васильевич Копьев. Спис и Копьев учились в одном военном училище. Только в отличие от украинца Cписа русского Копьева оставили в армии — в российской. Для Списа в украинской армии места не нашлось.
Размышляя о трагедии великой державы, Иван Григорьевич все сильнее испытывал душевную боль: его сын, Эдвард, не товарищ Михаила Списа, более того, недруг Михаила Списа и его друзей, а значит, он и недруг своего отца.
Верить в то, что сын чужой по духу, разум протестовал. Иван Григорьевич отгонял от себя эту навязчивую мысль, тщательно готовился к новой встрече с сыном. Прежде всего, она была нужна для дела. Зная, чем его коллеги занимаются в Исследовательском центре Пентагона, он догадывался, что за последние семь лет они значительно усовершенствовали деформатор женской яйцеклетки. «Эпсилон» уже тогда испытывали на женщинах, преимущественно на славянках. Эдвард мог указать, где именно, в частности на Украине, производили испытания.
Иван Григорьевич по памяти восстанавливал цикл подготовки этого препарата, загадкой оставалось, каким способом обнаруживают эту самую молекулу — разрушительницу женской яйцеклетки.
Много дней просидел он над расчетами, составляя математическую модель этой агрессивной молекулы. Получалось, что, попадая в организм женщины, молекула уже на ранней стадии внедрения позволяет себя обнаруживать. Но как?
Он помнил, что препарат сначала испытывали на мышах, потом на крысах. Но политические обстоятельства торопили и по настоянию членов конгресса, курировавших эту программу, стали испытывать на людях. От вьетнамок и сомалиек отказались. Уже война шла в Югославии, и оттуда было легче доставлять материал для опытов.
Из Югославии стали привозить осиротевших девочек. Им вводили препарат «Эпсилон-пять», заставляли рожать задолго до совершеннолетия. Деформированные плоды обнадеживали. «Эпсилон» как препарат медленного и безболезненного убийства, по расчетам Управления планирования войн, сулил стать главным оружием двадцать первого века. К следующему веку население планеты с помощью этого препарата должно будет сократиться минимум в четыре раза. Некоторые народы исчезнут совсем — это славяне и весь Арабский Восток.
Размышляя о судьбах намеченных на истребление народов, Иван Григорьевич спрашивал себя: известно ли это капеллану Эдварду Смиту?
Будучи почти неотлучно рядом с Иваном Григорьевичем, Анастасия Карповна замечала его мучения.
— Никак боишься встретиться с сыном? — однажды спросила напрямик.
— Отчасти да, — ответил он, отрываясь от бумаг. — Боюсь разочароваться. Ведь он не просто проповедник. В его обязанности входит настраивать своих солдат на вторжение. Если Россия не встанет на ноги, армия вторжения нас оккупирует, естественно, под каким-либо благовидным предлогом: то ли под предлогом недопущения взрыва масс, то ли под предлогом прекращения междоусобицы, как, например, НАТО поступило с Югославией…
— Твой сын — офицер?
— Он военный священник. Примерно, как в украинской и российской армиях офицер по работе с личным составом.
— Как замполит?
— Что-то в этом роде, но с религиозным уклоном. У него «Библия» — главный цитатник.
— И как же она помогает солдату?
— А там служат за деньги. Хотя среди военных есть и убежденные патриоты. Они готовы отчаянно защищать землю своих предков, которую те отняли у индейцев. Наиболее глубокие аналитики уже предсказывают, что Соединенные Штаты сами себя уничтожат. Конечно, при условии, что американцы будут изгнаны отовсюду, где их презирают. Даже отдельный человек, если деньгами делает деньги, он обречен.
— А в украинской армии разве служат не за деньги? — возвращалась к исходной мысли Анастасия Карповна.
— Служить за деньги — это не значит